ТЕХНО
7 мин

В поисках выхода из «Матрицы». Как перестать бояться восстания машин

Такая противоречивая техника

С одной стороны, техника — творчество и самовыражение, с другой — угроза человечеству. Мартин Хайдеггер одним из первых проблематизировал эту противорчивость нашего отношения к машинам в эссе «Вопрос о технике». Как он полагал, техника — всегда нечто большее, чем просто нейтральный инструмент, это некоторое отношение к миру, которое может быть различным. Марку Твену часто приписывают фразу «Если у тебя в руках молоток, все вокруг выглядит как гвоздь». Хайдеггер имел в виду нечто похожее: техника составляет суть нашего отношения к окружающему миру и к себе. Немецкий философ выделял два таких отношения-техники: греческое «поэзис» и современное «постав» (нем. Gestell).

Поэзис — «приведение к бытию», раскрытие пока неявленного смысла. Так, работая над серебром, придавая ему форму и определяя назначение, мастер создает серебряную чашу. Нельзя сказать, что чаши до непосредственного действия не существовало: у мастера был некоторый замысел, в серебре был некоторый потенциал, но, чтобы чаша полностью воплотилась, необходимо было затратить усилия, «привести ее к бытию». Микеланджело схожим образом описывает свой принцип работы: «отсечение всего лишнего» от куска мрамора имеет тот же мотив высвобождения скрытой от глаз зрителя сути.

Постав — техника Нового времени, она сводится не столько к высвобождению скрытого смысла и сути, сколько к изъятию и накоплению энергии. Речь идет не только о буквальных источниках энергии вроде угля, нефти, энергии ветра, рек и солнца, но в целом об особом, как сказали бы современные экоактивисты, «ресурсном» отношении к природе. В рамках этого отношения к природе все оказывается «поставленным на службу». Как пишет сам Хайдеггер, не гидроэлектростанция стоит на Рейне, но Рейн «встроен» в гидроэлектростанцию и поставлен на службу немецкой промышленности. Этот принцип отличается от того, как работает водяная мельница: последняя не может изымать и накапливать энергию как ресурс. Неважно, сколько стоит на реке мельниц, наше отношение к ней не меняется — река остается внешней природной силой (в ней, например, все еще могут жить водяные и другая нечисть, с которой мельнику придется договариваться). В случае с гидроэлектростанцией река подчиняется логике накопления и превращается в ресурс (договариваться здесь просто не с кем, ресурс не способен сопротивляться). Такое же отношение развивается у человека и к самому себе: лесник поставлен в заповедник, профессор — на кафедру, рабочий — к станку.

В левой критике капитализма присутствует схожий мотив противоречивости техники. С одной стороны, овладение ею выделяет человека из природного царства, дает ему преимущество перед животными и возможность создавать культуру. С другой стороны, именно развитие техники порождает отчуждение. Отчужденный от средств производства пролетарий отчуждается от своей деятельности (продает свой труд) и от себя самого. Участвуя в капиталистическом производстве, человек начинает относиться к себе как к товару, а к своим способностям — как к ресурсам.

Итак, с одной стороны, техника — это возможность творчества и власти над природой, с другой, она же и подчиняет себе, превращая человека в «винтик» или, скорее, даже «батарейку», как в известном кадре из «Матрицы».

Прометей и китайская космотехника

Современный гонконгский философ Юк Хуэй несколько смещает акценты в хайдеггеровском вопросе о технике. Для него противоречие между «поэзисом» (высвобождением сути) и «поставом» (изъятием энергии) не кажется важным: он считает, что это два проявления одного и того же отношения к миру, который он связывает с мифом о Прометее.

Прометей (в числе прочего) похитил у богов огонь и передал его людям, научив сохранять этот огонь, за что впоследствии был обречен на вечные муки. Техника в этом ключе понимается как бунт против богов, некоторое противоестественное движение, сознательное противопоставление себя текущему положению дел, покорение и подчинение природы.

Сегодня «прометеанство» часто понимают в экокритическом ключе как ресурсное отношение к природе, когда окружающий мир воспринимается как материал, сырье, существующее исключительно для того, чтобы быть освоенным человеком. Многие современные философы, например Рэй Брасье, используют этот термин как самоназвание своих концепций, отстаивая необходимость человеческого вмешательства и возможность улучшения мира.

Именно такой сплав морального, космологического и деятельного отношения к внешнему миру (прометеевское подчинение природы) Юк Хуэй и называет космотехникой. То есть это не просто абстрактная космология (одни народы считают, что мир произошел из яйца, а другие — что из семени), но обязательно деятельное, техническое отношение к окружающему (одни народы бунтуют против природы, другие ищут утраченную с ней гармонию). Главный тезис философа: греко-европейское прометеанство — только одна из возможных космотехник, существуют и другие, например китайская, которая, по Хуэю, занимала лидерские позиции до начала вестернизации, вытеснившей альтернативные космотехники.

Китайская космотехника принципиально отличается от западной.

Во-первых, согласно Хуэю, она основана не на идее господства над природой или противопоставлении себя ей, но на поиске утраченной гармонии, или, как он это называет, на идее резонанса. Конфуцианство и даосизм финальной ценностью признают не возвышение над природой, но вхождение с ней в особые отношения, восстановление нарушенного баланса. Речь идет не о не-деянии, но скорее о минимизации вмешательства.

Как пример такого минимального действия он приводит легенду о ноже Пао Дина:

Во-вторых, китайская космотехника не была знакома с греческой геометрией, поэтому она имеет специфическое для нас представление о времени и пространстве.

Проще всего показать специфику геометрических пространства и времени на примере компьютерных игр по типу Civilization. В них пространство распростерто перед взглядом, оно представляется пустым, готовым к освоению игроком, готовым, собственно, к колонизации. Время благодаря геометрии также «опространствливается», предстает как некоторый отрезок или вектор, направление движения.

Китайская же космотехника строится через вычисление алгебраических зависимостей, поэтому, например, время там будет пониматься не как движение по некоторой оси (пространственный образ), а как набор возможных событий, расчет которых ведется через, например, гадания, вроде техник, связанных с «И Цзин». Вероятность, случайность, возможность, статистика оказываются в этой системе гораздо важнее, чем прямолинейное необходимое движение.

Велик соблазн вслед за Хайдеггером объявить «возвращение домой», то есть попытаться восстановить исходную китайскую (космо)технику. Этот мотив возврата к истоку был после Хайдеггера воспет, например, Киотской школой идеологов японского фашизма и четко присутствует в рассуждениях некоторых отечественных евразийцев. Однако Хуэй настаивает, что возвращение к довестернизированной космотехнике невозможно, скорее, мы должны заново ее изобрести.

Обращение к истории служит скорее источником вдохновения, оно необходимо, чтобы увидеть прогресс современной техники как вестернизацию, то есть как распространение только одной из космотехник, и допустить возможность альтернатив современному господству прометеанства. Поэтому когда дело доходит до выделения каких-то отличительных признаков китайской космотехники, он ограничивается перебором всего нескольких интуиций и ссылкой на легенду, не формулируя какую-то целостную концепцию или теорию китайской техники.

Таким образом, «Вопрос о технике в Китае» является скорее полемическим вызовом и призывом к переизобретению собственных космотехник (китайской, русской, бразильской), альтернативных прометеанству, нежели программным манифестом.

Одомашнивание человека

В более поздней книге «Рекурсивность и контингентность» Хуэй все-таки обращается к специфике современного состояния техники.

Ключевой ее особенностью он считает превращение из средства или формы взаимодействия с окружающей средой в аналог или модель этой среды. Так же как карта метрополитена подменяет город, а телевизор — природу (как в известной песне кота Матроскина), техника подменяет собой внешнюю среду.

При этом для Хуэя речь идет не о потере «природы» и запертости в «каменных джунглях», но о потере внешних настоящему порядку вещей альтернатив и событий. Геометризация пространства и времени приводит не просто к подмене естественного искусственным, но к исчезновению внешнего как такового. В играх вроде «Цивилизации» (как и практически в любых компьютерных играх) неожиданности невозможны, случайность работает в рамках некоторого диапазона вероятностей, а развитие уже предопределено движением по ветке открытия технологий.

Хуэй предлагает различать контингентность (здесь: судьба, непредсказуемое событие) и случайность. Последняя просчитываема статистически, тогда как контингентность просчитать нельзя, она в текущих условиях представляется невозможной. Это нарушение вероятности, слом горизонта ожиданий, который вынуждает систему целиком перестраиваться или просто умирать.
Сам он иллюстрирует это на примере авиакатастрофы: меню, возраст персонала, количество пассажиров — это примеры просчитываемых случайностей; крушение самолета — пример контингентности, если бы его можно было предсказать, оно бы не произошло (пассажиры просто бы не сели в самолет).

Современная техника вытесняет контингентные события, оберегая нас от столкновения с внешним и опасным.

Еще один пример работы техники — одомашнивание. Человек защищает одомашненный скот от контингентных событий (хищников, паразитов, болезней и т. д.), заменяет естественную внешнюю среду на искусственную, техническую. Однако такое оберегание останавливает эволюцию, для работы которой необходимы некоторые внешние вызовы, провоцирующие изменения и приспособление. То же происходит и с самим человеком: современная техника одомашнивает его, подменяя собой внешнюю среду и заранее определяя его последующее развитие.

Возвращаясь к метафоре батарейки в «Матрице». Беда техники не в том, что люди — заложники системы, а в том, что мы не видим альтернатив, внешнего ей мира, или же он предстает — как в фильме — «пустыней реального». Каждый раз вместо «революции» мы получаем очередную «перезагрузку» системы.

Философия техники Юка Хуэя предлагает выход из привычной оппозиции между технооптимизмом и технопессимизмом. Обе эти перспективы плохи тем, что не способны работать с внешним и контингентным, они всегда стремятся подменить собой окружающий мир, полный ужасных, но многообещающих событий. Главной его политической ставкой будет (пере)изобретение техники, способной работать с неизвестным, не одомашнивая и не вытесняя его.

Пишите нам

Спасибо, что написали! Вернемся к вам на почту :)

Мы мечтаем собрать самую большую команду талантливых авторов в России. Если вы придумали идею большого текста, готовы поделиться опытом в формате колонки или стать героем нашего подкаста, напишите нам.

 

Как говорили в популярной рекламе начала 00-х: лучшие руки трудоустроим.

Имя *
e-mail *
о себе *

Читайте также