17.09.2024
Число людей с доступом к широкополосному интернету неуклонно растет каждый год, цифровизируется все больше бытовых задач. Параллельно с этим мы наблюдаем рост цензуры в Сети. По данным международной организации Access Now, занимающейся мониторингом интернет-цензуры, 2023 год стал рекордным за восемь лет Данные собираются с 2016 года на основе дистанционных отчетов и верифицируются с помощью отчетов очевидцев, активистов и журналистов наблюдений по количеству целенаправленных отключений интернета по инициативе государства: 283 случая в 39 странах, из которых 259 были вызваны не внешним вмешательством, как в Украине или Палестине, а цифровым контролем со стороны собственных правительств.
Не исключено, что на фоне замедления YouTube и отключений мессенджеров в России, а также рекордно высокого числа избирательных гонок в мире 2024 год может превзойти прошлогодний рекорд.
Юридическое признание всеобщего права человека на доступ к интернету могло бы помочь выстроить защиту людей по всему миру от блокировок. Однако есть ли в действительности у человека такое право? Этот вопрос поднимается как минимум с 2003 года, когда ООН провела встречу по вопросам информационного общества, на которой обсуждалось распространение информационно-коммуникационных технологий и возникающие в связи с этим проблемы, в том числе неравный доступ к информационным технологиям. В то же время дискуссия о праве на интернет на конституционном уровне началась лишь в 2010-е годы.
В 2012 году в журнале The New York Times вышла статья с красноречивым названием «Доступ в интернет не может быть правом человека». По мнению ее автора — влиятельного ученого, теоретика вычислительных систем и создателя жизненно важного для существования интернета протокола передачи данных TCP/IP Винтона Серфа, — право человека на доступ в интернет уже гарантируется фундаментальными правами человека Основные права и свободы человека, гарантируемые «Международным пактом о гражданских и политических правах» ООН. В число основных прав входят право на жизнь, право народов на самоопределение и право на свободу слова. Указанные в пакте права юридически признаются 174 государствами, ратифицировавшими договор. , например правом на свободу слова Право на свободу слова и доступ к информации гарантируются статьей 19 кодекса по правам человека ООН: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ . Информационные технологии могут быть инструментом реализации прав, но не правом per se лат. самим по себе . Серф спорит со своими современниками, для которых доступ в интернет должен стать отдельным правом наравне с другими фундаментальными правами. Основной контраргумент Серфа — доступ в интернет дает человеку возможность реализовать право на свободу слова, но от этого сам он правом человека не становится. Схожей позиции придерживается ООН, признающая с 2011 года равнозначность прав человека в интернете и за его пределами, но не признающая право на доступ в интернет.
В обеих трактовках доступ в интернет выступает инструментом реализации права, а не самим правом. Право на доступ в интернет не относится к фундаментальным правам человека. Кроме того, доступ за редкими исключениями даже не кодифицирован на уровне конституции, из чего следует, что государства не обязаны обеспечивать всем гражданам доступ к нему. Лишь несколько стран, включая Грецию, Португалию и Эквадор, упоминают в своих конституциях доступ в интернет. В остальных странах право доступа может подразумеваться основными правами, такими как свобода слова, однако не конкретизируется на уровне конституции. При необходимости государство или другой заинтересованный актор могут заблокировать доступ к интернет-ресурсам или интернету в целом. Обосновать подобные действия можно, найдя в контенте противоречие другим фундаментальным правам, например праву на жизнь, свободу и личную неприкосновенность. В такой логике, например, действуют власти Эфиопии, которые юридически обосновали отключения интернета законами против разжигания ненависти и дезинформации.
Современные теоретики прав человека предлагают признать доступ к интернету фундаментальным правом. Один из основных факторов, на которые они обращают внимание, — неравные возможности у людей с доступом к интернету и без него. Сложно представить себе поиск работы или аренду жилья без доступа к соответствующим ресурсам. Кроме того, для детей из малообеспеченных стран доступ к интернет-площадкам, наподобие YouTube, дает возможность лучше понять интересующую их тему и сделать это относительно автономно — что особенно важно для тех, у кого почти или полностью отсутствует доступ к квалифицированным преподавателям.
Интернет — не только инструмент, обеспечивающий людям равный доступ к информации. Всемирную сеть часто используют как орудие политической агитации. На том же YouTube соседствуют курсы для подготовки к экзаменам по английскому языку, развлекательный контент и политические рассуждения разного спектра и степени радикальности. Многие активисты используют развлекательные медиа для политической агитации, поскольку вероятность блокировки таких ресурсов ниже.
Теоретик медиа и активист Итан Цукерман сформулировал теорию интернет-активизма «с помощью милых котиков». Согласно этой теории, платформы вроде YouTube и Twitter могут использоваться активистами для достижения своих целей, так как у большинства из них нет ресурсов на разработку инфраструктуры собственных площадок и защиту от цензуры. По мнению Цукермана, блокировка развлекательных платформ вызывает больший общественный резонанс, чем блокировка узкоспециализированных политических сайтов.
Нецелевое использование развлекательных платформ политическими активистами казалось отличной идеей в конце 2000-х, когда Цукерман только формулировал свою теорию, однако со временем это стало проблемой. Замедление работы и последующая блокировка Twitter, замедление YouTube, а также отключение мессенджеров показывают, что теперь от блокировок не спрячешься даже за котиками.
Штаб-квартиры крупнейших цифровых платформ Facebook*, X (ранее Twitter) и YouTube находятся в США и регулируются американским законодательством. Впрочем, последнее предоставляет им большую свободу. Согласно Параграфу 230 американского «Закона о благопристойности коммуникаций» интернет-ресурсы не считаются издателями размещенного на них контента и не несут за него ответственность. Принятый в 1996 году закон был призван дать интернет-ресурсам возможность развиваться. В то же время предполагалось, что сайты примут на себя роль «доброго самаритянина» и сами займутся разработкой механизмов модерации противоправного контента.
Сегодняшние платформы действительно активно удаляют контент. В 2022 году YouTube удалил почти 20 миллионов видеороликов за нарушение политики размещения контента. Собственно, сами правила отличаются от платформы к платформе. К примеру, в Facebook запрещена демонстрация обнаженного тела, тогда как в X до сих пор пользуется популярностью хештег «нюдсочетверг», где нагота если и скрывается, то в лучшем случае за соответствующим спойлером.
Исследовательница регуляторных механизмов интернет-платформ Кейт Клоник выделяет две основные причины для удаления контента:
Если из «Закона о благопристойности коммуникаций» следует, что платформы не обязаны удалять контент, то политика удаления на каждой платформе обосновывается корпоративной философией и приоритетными целями. Для Facebook такой целью выступает «сближение людей по всему миру», а для X — обеспечение свободы слова. Именно этими целями можно объяснить удаление в Facebook враждебных высказываний, тогда как X во времена Twitter долгое время отказывался удалять оскорбительный контент. Для многих пользователей приверженность платформы свободе слова оказалась слишком радикальной. К примеру, актриса из «Охотниц за приведениями» Лесли Джонс покинула социальную сеть из-за потока оскорблений на волне выхода фильма.
Однако не следует слишком увлекаться корпоративной философией и сбрасывать со счетов экономическую целесообразность. Клоник провела интервью с Дэйвом Уиллнером и Джудом Хоффманом — юристами, стоявшими у истоков модерации контента на Facebook. По их словам, основная задача платформы — соответствовать ожиданиям как можно большего числа пользователей. В этой логике поддержание экономической жизнеспособности платформы можно описать как попытку балансировать между недостаточно интенсивной и избыточной политикой удаления контента, чтобы удержать пользователя и получить прибыль от рекламы. Именно экономической целесообразностью можно объяснить и тот факт, что в конечном счете Twitter занял более умеренную позицию в отношении свободы слова.
К анализу Клоник можно также добавить необходимость учитывать интересы не только пользователей, но и рекламодателей. Последние имеют собственную корпоративную идентичность, которая может пострадать от столкновения с «токсичным» контентом. К примеру, после покупки Илоном Маском и переименования Twitter в X многие рекламодатели покинули соцсеть на фоне череды спорных решений, предложенных новым владельцем. Совсем недавно свою рекламу на платформе отозвал Всемирный банк из-за распространения инфлюенсерами «расистского» контента.
Помимо самоконтроля, корпорации сталкиваются с киберконтролем со стороны государств. Профессор международной и цифровой безопасности в берлинской Школе Херти Анита Годес определяет цифровой контроль (или киберконтроль) как деятельность государственных органов или осуществляемую от их имени, направленную на мониторинг, фильтрацию или блокировку передачи информации через интернет.
По мнению Годес, киберконтроль технически упростил и по-новому структурировал практики государственного контроля: вся необходимая инфраструктура в интернете уже существует, больше не нужно тратить время и ресурсы на выстраивание сложной системы информаторов. Чтобы собрать информацию об интересующем государство человеке и его деятельности, достаточно просто изучить его профиль в соцсетях и посмотреть на его активность в мессенджерах.
С другой стороны, двойное назначение киберконтроля как средства слежки и агитации ставит цензора перед дилеммой: запрещать или наблюдать. С одной стороны, блокировка интернет-ресурсов усложняет мобилизацию враждебных группировок, использующих для координации социальные сети, мессенджеры и другие ресурсы двойного назначения. С другой — блокируя нежелательные ресурсы, цензор как бы ослепляет себя, лишаясь возможности собирать информацию о координации интересующих его групп людей.
На основе данных о государственных репрессиях в Сирии и Иране Годес выводит формулу, согласно которой низкий уровень интернет-цензуры сопряжен с точечными проявлениями политического насилия, а высокий уровень — с массовым и неизбирательным насилием.
Цензуру, если принимать таксономию Годес, можно разделить на два вида в зависимости от уровня ее приложения.
Уровень контента. Здесь государство наиболее ограничено в действиях. По сути, все зависит от самой платформы. Государство может направить требование об удалении определенного поста, однако только руководство платформы принимает соответствующее решение. На близких к государству платформах в Китае и Иране удовлетворение таких запросов проходит безболезненно. Однако с международными корпорациями ситуация несколько усложняется. К примеру, в 2007 году власти Турции потребовали у руководства YouTube удалить пародийный новостной ролик, в котором утверждается, что основатель современной Турции Мустафа Кемаль Ататюрк был гомосексуалом. Пародийное видео не противоречило условиям сообщества YouTube, однако оскорбление Ататюрка было запрещено законами Турции, в связи с чем платформа согласилась ограничить доступ к видео на территории страны. Турецкие власти не были удовлетворены таким вариантом и полностью ограничили доступ к YouTube.
Уровень домена. Ограничив доступ, Турция таким образом перешла от цифрового контроля на уровне контента к контролю на уровне домена. Последний может осуществляться двумя способами:
С технической точки зрения обе стратегии работают по одному принципу — ограничение скорости передачи пакетов данных от сервера к конечному пользователю со стороны интернет-провайдера.
Отдельные запросы на удаление контента из-за пределов США могут стать поводом для громких общественных разбирательств, как произошло с размещенными на YouTube фрагментами фильма «Невинность мусульман». В то же время близкие к государственным органам платформы удовлетворяют большую часть получаемых от властей запросов, о чем свидетельствует опыт Китая и Ирана, большинство населения которых пользуется собственными аналогами WhatsApp и Twitter.
Если на уровне контента политика государства должна была считаться с интересами корпораций, то после выхода на уровень домена государство отказывается от дипломатических игр с платформами и начинает не менее изощренную игру с общественным мнением.
Государственный киберконтроль на уровне домена попадает под академическое определение цензуры. Исследовательница цифровой политики и специалистка по цензуре в КНР Маргарет Робертс определяет цензуру как плату за доступ к информации или ее распространение. Вводя цензуру, государство увеличивает стоимость распространения невыгодных для себя нарративов и оставляет на прежнем уровне стоимость распространения комплиментарной информации.
Плата в зависимости от способа воздействия на пользователя разделяется на несколько видов.
Нередко западные платформы вмешиваются в подобную деятельность. Так, на Facebook были заблокированы почти восемь тысяч аккаунтов, распространявших прокитайские нарративы. Представители платформы объяснили блокировки нарушением «политики против скоординированного неаутентичного поведения». В этой связи некоторые государства прибегают к созданию собственных платформ, на которых они могут беспрепятственно требовать удаления контента и распространять выгодную для себя информацию. Например, в Китае есть собственные аналоги WhatsApp и Twitter, тогда как оригинальные приложения заблокированы.
Несмотря на то что блокировки и замедления работают по одному и тому же принципу, они по-разному воздействуют на пользователей. Робертс уточняет, что при полной блокировке ресурса пользователи более склонны объяснять проблемы с доступом цензурой, тогда как замедление позволяет списать проблемы с доступом на технический сбой. Достаточно открыть отзывы на YouTube в AppStore, чтобы увидеть двойственное отношение пользователей к замедлению ресурса.
Ограничение доступа к интернет-платформам не всегда носит перманентный характер. Исследователь цифровой цензуры, активист и создатель одного из распространенных VPN-сервисов Рональд Дейберт уделяет много времени «своевременной» (just-in-time) цензуре. По наблюдениям Дейберта и его коллег за странами бывшего СССР и Ближнего Востока, доступ к интернету в них может блокироваться в период выборов и других чувствительных для существования господствующей политической элиты моментов, таких как массовые политические протесты.
Блокировка также может быть эффективной, если существует адекватная замена ресурса. Несложно представить, как пользователи YouTube вскоре начнут пользоваться локальными аналогами сервиса. Как мы показали выше, Китай и Иран, имеющие собственные мессенджеры и социальные сети, могут позволить себе блокировки западных ресурсов.
Однако даже в ситуации, когда замены нет, блокировки все равно оказываются эффективными. Согласно выводам Маргарет Робертс и исследователя социальной адаптации к внезапным изменениям Уильяма Гоббса, после блокировки Instagram** в Китае в 2014 году число пользователей соцсети внутри страны сократилось практически вдвое. Функционал Instagram в Китае частично замещался сервисами Weibo и WeChat, а сейчас популярность набирает новый сервис Xiaohongshu, также близкий по функционалу к запрещенной сети. Тем не менее полноценной замены после снижения числа пользователей так и не появилось.
В то же время блокировки могут иметь и обратный эффект. Гоббс и Робертс замечают, что они могут приводить к «эффекту шлюза» (gateway effect), когда заинтересованный сугубо в развлекательном аспекте ресурса пользователь для получения доступа к нему изучает способы обхода блокировок и сталкивается при этом с массой заблокированного контента, которого раньше избегал. Иными словами, ища доступ к милым котикам, пользователь может случайно нарваться на тот самый политизированный контент, из-за которого котиков и запретили. В таких ситуациях пользователь рискует стать более политизированным, чем раньше.
Косвенным индикатором масштаба этого эффекта может служить рост популярности VPN-сервисов. Пока можно наблюдать лишь частичные свидетельства\ подобного роста и о реальных масштабах проблемы говорить сложно, однако не стоит списывать со счетов этот фактор.
Хотя интернет стал повсеместно распространен, это не означает, что доступ к платформам можно считать неотъемлемым правом. Платформы ограничивают интернет под влиянием собственных интересов, а государства — с помощью техник киберконтроля. Будучи своевременно примененными, такие меры могут значительно повысить плату за доступ к информации и таким образом эффективно сократить аудиторию нежелательных платформ. В то же время блокировки часто приводят к шлюзовому эффекту — росту политической активности среди пользователей, которые обходят эти ограничения.
Сложная политическая ситуация во многих регионах мира показывает, что для пользователей интернета в обозримой перспективе доступ к нему будет затруднен. В то же время говорить об установлении по всему миру цифрового авторитаризма пока преждевременно. Для многих государственных акторов цензура останется своевременной мерой, направленной на регулирование общественных настроений в сложной политической ситуации. Куда интереснее будет понаблюдать за тем, насколько сильным окажется шлюзовый эффект от уже действующих и будущих цензурных мер и предпримут ли государственные и частные акторы какие-либо действия по борьбе с этим явлением.
* Facebook и ** Instagram принадлежат компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной на территории Российской Федерации.
Пишите нам
Спасибо, что написали! Вернемся к вам на почту :)
Мы мечтаем собрать самую большую команду талантливых авторов в России. Если вы придумали идею большого текста, готовы поделиться опытом в формате колонки или стать героем нашего подкаста, напишите нам.
Как говорили в популярной рекламе начала 00-х: лучшие руки трудоустроим.