09.04.2025
Teller Blog публикует отрывок из книги Рюда Хисгена и Адриана ван дер Вейла «Человек читающий: значение книги для нашего существования», вышедшей в издательстве Ивана Лимбаха. В своей работе авторы рассуждают о том, как сегодня меняются чтение и сам человек, и есть ли у него шанс сохранить критическое мышление в эпоху доминирования интернет-платформ.
Суть архитектурной схемы «клиент — сервер» заключается в том, что на серверах интернета хранится не только содержательная информация, но и сведения о потоках трафика между узлами в Сети. Данные о том, как мы используем Сеть и хранимую в ней информацию, а также обо всех других видах нашей цифровой деятельности подвергаются оцифровке. Благодаря медиатизации нашей повседневной жизни мы оставляем за собой гигантский цифровой след: данные о посещаемых веб-сайтах, совершаемых покупках, публикациях в социальных сетях, отправляемых электронных письмах и прочем.
Хранение этих данных позволяет, к примеру, приводить в соответствие спрос и предложение. Что касается чтения, то так же, как это происходит с любыми другими медиа, физические продукты все чаще превращаются в цифровые услуги. Вы можете оформить подписку «All-you-can-read», позаимствовать электронные книги в библиотеке или приобрести их онлайн. (Впрочем, слово «приобрести» в случае электронной книги вводит в заблуждение. Вы не становитесь владельцем конкретного экземпляра, как при покупке газеты или книги в мягкой обложке. Вы покупаете лишь лицензию, обеспечивающую временный доступ к тексту.) В результате цифровой сделки в выигрыше остаются две стороны: читатель, которого обслуживают в угоду его предпочтениям, и платформа, получающая доступ к неслыханному изобилию маркетинговой информации. Онлайн-покупка бумажных книг оставляет цифровой след. Продавец, как ястреб, бросается на каждую сделку. Покупателя с лету осаждают просьбами оценить книгу, написать отзыв или купить похожие товары.
На английском языке процесс книгоиздания зачастую описывается как «throwing spaghetti against the wall and seeing what sticks» Экспериментировать наугад . Традиционные книгоиздатели экспериментируют наугад. Лишь на практике выясняется, есть ли рынок на тот или иной товар, насколько он обширен и где находится. Неопределенность создает главный фактор риска как для издателя, так и для продавца книг. Цифровые базы данных способны устранить значительную часть этой неопределенности и содействовать более эффективному процессу издания книг и прежде всего их продажи. Когда в бессетевом мире кто-то покупал книгу, знания об этой покупке ограничивались покупателем и продавцом. Поскольку оба участника рынка не обладали совершенной памятью, эти знания носили весьма временный характер. В онлайн-мире все данные об использовании сохраняются и анализируются по умолчанию. Такая сделка, как покупка книги, становится единицей информации в бесконечной серии подобных единиц. Единицы информации хранятся в базе данных, которая, в свою очередь, связана с другими базами данных. Так Amazon располагает вашим профилем с историей всех покупок, книжный магазин знает, как погода влияет на покупательское поведение клиентов, а дистрибьютор получает информацию о скорости оборота каждого издания. Google имеет четкое представление о вашем поисковом поведении, а Kobo досконально известно, до которого часа вы читали прошлой ночью, как долго и какую именно книгу.
Подобный поток данных обо всех цифровых действиях и хранилище цифровых пользовательских данных фактически формируют совершенно новую категорию знаний. Что естественным образом приводит к разнообразным новым формам экономической эксплуатации. Знание — сила, и чем объемнее собрание данных, тем мощнее сила. Так что компании, умело собирающие, хранящие и анализирующие данные, обладают изрядным весом на рынке. По сути, к ним относятся крупнейшие технологические компании: Apple, Microsoft, Google, Facebook и Amazon. Чем шире масштаб сбора «больших данных», big data, тем выше их ценность и, соответственно, рыночная стоимость компании, которая их собирает. Эту непомерную концентрацию власти в пятерке крупнейших технологических компаний часто называют эффектом Матфея, ссылаясь на цитату из Евангелия от Матфея: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет».
До тех пор, пока сбор массива данных облегчает нашу жизнь, мы, как правило, не выражаем беспокойства. Однако неутолимая жажда данных со стороны технологических гигантов имеет и теневую сторону. Они используют в своих интересах не только знания об экономических операциях, но и человеческое желание быть замеченным и услышанным в социальных сетях. В этой сфере крупные платформы также обладают необъятной властью. Важной моделью получения дохода крупных платформ является продажа данных пользователей в рекламных и маркетинговых целях. Поэтому платформы стараются как можно дольше наблюдать за поведением своих пользователей. Отсюда и возникновение так называемой экономики внимания. Постоянное обновление стимулов удерживает внимание пользователя, позволяя собрать о нем максимум сведений. Таким образом, крупные технологические компании превратились в настоящую индустрию зависимости. Пользователей заманивают поляризующими общество сенсационными сообщениями, приглашают комментировать и делиться мнениями с другими пользователями.
Левых или правых пользователей воодушевляют ссылки на экране на книги и сайты, проповедующие такие же взгляды, каких они придерживаются. Феномен информационного пузыря, или пузыря фильтров Парайзера, пусть и подвергающийся критике, по существу, кажется бесспорным, и аналогичный ограничительный эффект обусловлен не только махинациями компаний, но и новыми привычками онлайн-чтения См.: Mendelson E. In the Depths of the Digital Age. .
В результате мы наблюдаем всплеск таких явлений, как фейковые новости, манипулирование, популизм и теории заговора.
Вполне ожидаемо, что все вышеперечисленное приводит к росту недоверия к медиа, а также скептическому и циничному отношению к существованию такого понятия, как правда. Отчасти именно поэтому цифровой текст воспринимается менее серьезно, чем текст на бумаге. Обширные эмпирические исследования недвусмысленно свидетельствуют о недоверии к цифровому тексту, но не объясняют механизм его выработки. Весьма затруднительно соединить установленные на индивидуальном уровне обрывочные факты в общую картину (технологических) причин и (социальных) последствий. И все же в нашем распоряжении достаточно доказательств причинно-следственной связи, какими бы интерпретативными и, следовательно, спекулятивными они ни были. Например, легко предположить, что отсутствие доверия к контенту отражается и на медиа, распространяющие этот контент. В конце концов, любой желающий может публиковать материалы в интернете и быть «автором», а форма и содержание цифрового текста изменчивы и, следовательно, непредсказуемы. Кроме того, все громче и чаще говорится об отвлекающем характере цифровой инфраструктуры, предлагающей множество потенциальных видов деятельности, конкурирующих за внимание, особенно с использованием модальностей, когнитивно менее требовательных, чем чтение См.: Weel A. van der. Behind the Screen Looms a New Gutenberg Revolution. .
Чтобы осчастливить клиента, ему предлагают то, что (основываясь на информации о его местоположении, прошлых нажатиях и перемещениях мыши, предпочтениях и истории поиска), скорее всего, ему понравится. И здесь налицо эффект Матфея: то, что популярно, приобретает еще большую популярность. А непопулярному уделяется меньше внимания, и, следовательно, у него меньше шансов на широкое распространение. С помощью персонализированных алгоритмов цифровая инфраструктура умело управляет читателем и его читательским поведением. Вопреки ожиданиям, основанным на немыслимом богатстве цифровых текстов, наше потребление отнюдь не отличается разнообразием.
Перевод Екатерины Асоян.